Владимир Бондаренко Ностальгию по империи в нашей современной культуре не заметит разве что слепой. К имперскости повернулись все: старые и молодые, левые и правые, традиционалисты и авангардисты. Недаром так обрушились на ностальгирующих художников и писателей недобитые либералы. К примеру, А.Пелипенко в огромной работе "Закат империи" пишет: "Чем грандиознее имперский проект, тем страшнее историческая цена, которую платит за него народ метрополии. Народы, успевшие отказаться от имперского проекта, как, например, турки или испанцы, расплачиваются длительным прозябанием на задворках. Не отказавшиеся — полным исчезновением. Есть ли объективные основания полагать, что Россия станет исключением из этого правила?" Во-первых, я не вижу, чтобы турки отказались от имперских амбиций. Уже и на Крым поглядывают. Во-вторых, пугающий нас антиимпериалист напрочь забыл о Китае и об Индии. Молчит и об имперскости США. Ему не нравится исключительно русское имперское незатухающее самосознание православного космоса, вторжение в имперскость ведущих русских писателей. Но может ли быть русский народ вне имперскости? Может ли быть русская культура вне имперскости? И откуда в головах либералов возникло утверждение, что "Имперский народ не имеет нации"? Разве римляне и греки были вненациональны? Впрочем, оставим наших оппонентов в покое. Они-то как раз блестяще доказали всеми своими беспомощными потугами 90-х годов, что либерализм в России невозможен. "Я поэт, следовательно, не либерал", — писал русский гений Александр Блок. Такое может сказать о себе любой по-настоящему крупный мастер русской культуры. Империя вообще — прежде всего явление культуры, без культурного имперского сознания, без освоения имперского культурного пространства невозможно никакое построение державы как таковой. "Певец империи
и свободы", — писал о Пушкине в 1937 году русский мыслитель Георгий
Федотов. А сам поэт подтверждал это определение не только своими стихами,
но и емкими словами об эпохе Петра: "Россия вошла в Европу, как спущенный
корабль, при стуке топора и при громе пушек..." Так мы входили не
раз: и как желанные гости, и как освободители, но никогда — как завоеватели.
Как молодая имперская нация мы подпитывались древней римской, греческой,
византийской, европейской культурой. Русскость и всемирность раздували паруса поэзии Серебряного века: от Блока до Гумилева, от Есенина до Маяковского. "Нам внятно всё..." — писал Александр Блок. "Да будь я и негром преклонных годов,/ И то без унынья и лени / Я русский бы выучил..." — по другому поводу, но с той же всемирностью пишет Владимир Маяковский. Тщетно пытались отделить
имперскость от русскости все разрушители русской культуры, загоняя одних
русских писателей в резервацию провинциализма, других лишая национальной
почвы и превращая в их в кочевых космополитов. ИМПЕРИЯ КУЕТСЯ В ПОДПОЛЬЕ В господствующем литературном
мейнстриме читатель этого имперского подъема не увидит. Ни на экранах
телевизоров, ни в популярных радиопередачах, ни в мире гламурных журналов
имперскость ещё почти незаметна. Там господствуют катастрофичность и самоунижение.
На общество нагоняются ужас, безверие, полная безнадега, ощущение апокалипсиса
сегодня. Откройте книги либеральных критиков, того же Дмитрия Быкова или
Льва Данилкина. Полистайте либеральные журналы. Везде на первый план выдвигаются
книги российских катастроф: реальных, метафизических, утопических, антиутопических.
Таковы пьесы братьев Пресняковых "Убить судью", "Изображая
жертву", роман Юлии Латыниной "...До встречи в аду", бесчисленные
книги Дмитрия Быкова, от "Эвакуатора" до "Орфографии",
"Серая слизь" А.Гарроса и А.Евдокимова... Список пропагандируемых
как "модные" книг можно продолжать до бесконечности. Сюжет везде
почти одинаков: тотальная катастрофа с уничтожением и Москвы, и России,
безвыходность во всём, национальное самоунижение и мазохизм. Сведу эти
сюжеты к фразе из анонимного романа "Мертвые могут танцевать":
"Эта страна мне вовсе не мать — почему я должен её терпеть?" Подобные, только более примитивные сюжеты ворвались и в кино, и на телевидение. Там убивают круглые сутки, всех подряд, никаких правил чести: ни воровских, ни дворовых, ни дворянских, ни крестьянских. Посмотришь и ужаснешься: в стране, какую демонстрируют по всем телеканалам, на самом деле жить нельзя. А потом те же самые либеральные журналисты с деланным негодованием пишут о дедовщине в армии. Я, отслуживший в свое время службу в стройбате под Козельском, где две трети сослуживцев составляли бывшие зэки, хочу заметить: в наше время такого беспредела не было. Атмосфера в обществе была другая. Даже зэки были другими. Винят офицеров и генералов, не собираюсь их возвеличивать. Только я их виню в развале армии, в воровстве и коррупции, а не в организации дедовщины. Не нужна офицерам такая дедовщина. Но часов в семь-восемь вечера, знаю по опыту, офицер уходит из казармы. Восемнадцати-двадцатилетние детишки остаются одни и начинают распоряжаться согласно своему житейскому опыту, почерпнутому из подобной культуры насилия и беспредела. Кто же виноват в их жестокости? Катастрофичная культура несет в общество катастрофичность сознания. Как считает Лев Данилкин: "Поглощение государственности, нации, языка, культуры, территорий, тела — идея-фикс литературы 2005 года". Литература самоуничижения и мазохизма, победитель — тот, кто унизит Россию больнее всех. К сожалению, часто не отстают в своем тотальном пессимизме и авторы-традиционалисты, стареющие почвенники и былые государственники. Не оставляют никакой надежды на будущее читателю. Плач и стон, стенания по разрушенной державе и признание беспомощности своего народа. Кажется, куда ни кинь, везде клин. "Так жить нельзя, надо утопиться", — решила чеховская Каштанка. Но стоит ли ей уподобляться? К тому же, спасать нас самих никакой чужой дядя не будет. Надо самим строить — уже новую Россию. Конечно, стало аксиомой, что последним бастионом русского империализма являлись газеты "Завтра" и "День литературы". Даже наши лютые недруги не отрицают ставку газет на собирание всех русских национальных имперских сил. Пожалуй, в том или ином виде, но и все новые империалисты успели поучаствовать в наших газетных имперских проектах. Дугин и Крусанов, Лимонов и Шаргунов, Бондарев и Дёгтев, Струкова и Летов — это всё наши авторы. Сейчас многие из них пошли своим путем, упрекают нас в замшелости и косноязычии, мракобесии и вахлачестве. И пусть, мы эстафету имперскости передали дальше. Шагайте, ребята, и Бог вам в помощь! Александр Проханов
долгие годы почти в одиночку в окружении врагов поднимал знамя русской
имперскости. Как писал когда-то мой вологодский друг, поэт Виктор Коротаев:
"Выхожу на линию огня./ Я давно не жду от вас пощады, / Но и вы не
ждите от меня". Может быть, мы и стали тем мостиком между старой
советской империей и новыми русскими имперцами? Хотел бы сказать еще об
одной важной миссии наших газет. Мы весь огонь врагов вызывали на себя.
Тем временем росло незамеченным новое племя молодых имперцев. Не буду останавливаться на художественном качестве этой первой волны новой имперской литературы. Часто она была невысока. Более того, я сам — не такой уж большой любитель фантастики, стиля фэнтези и альтернативной истории. Но кто мешал нашим талантам первым выйти на имперскую дорогу? И потому — честь им и хвала — подпольным имперщикам из самой массовой литературы. МЕЧТА ОБ ИМПЕРИИ Ник Перумов, Сергей
Лукьяненко, Александр Бушков, Андрей Лазарчук и Михаил Успенский, Александр
Тростников, Сергей Сибирцев, Мария Семенова, Вячеслав Дёгтев, Вячеслав
Рыбаков со своим Ван Зайчиком... Список творцов новой русской литературной
имперскости можно продолжать и продолжать. Их вытребовало время. Их вытребовал
сам народ. Не они взяли идеи имперскости на вооружение, а сама травимая
и замалчиваемая, но неуничтожимая Империя призвала в свой стан легионы
новых бойцов. Многие из этих новых творцов литературы не живут в Москве
и не зависят от капризов литературных менеджеров. Один только Красноярск
дал Александра Бушкова и Михаила Успенского, Олега Корабельникова и Романа
Солнцева, Эдуарда Русакова и Анатолия Буйлова. Почти в каждом крупном
городе России появился свой певец Империи. В Архангельске Александр Тутов,
в Петрозаводске Татьяна Мешко и Вадим Штепа, в Смоленске Максим Свириденков...
Но настоящей столицей новой имперскости стал Санкт-Петербург, ковавший
свои фундаменталистские лозунги под прикрытием обветшавшей либеральности.
Весело и озорно, будто бы посмеиваясь над самими собой и над своими же
проектами, "питерские фундаменталисты" ковали в своем подполье
свои имперские доспехи. Начиналось всё с манифеста "Новых магов"
, сочиненного в 1995 году Сергеем Курехиным и Александром Дугиным и публикацией
работы Александра Секацкого " Моги и их могущества", написанной
в 1994 году. Почитайте книги Крусанова
"Укус ангела" и "Американская дырка", основательную
работу философа Александра Секацкого "Прикладная метафизика"
и его же знаменитый "Дух Воинственности", роман "Грачи
улетели" Сергея Носова, или сборник "Незримая империя",
состоящий из повестей Секацкого "Моги и их могущества", Подольского
"Хроники Незримой империи" и Рекшана "Ужас и страх".
В "Открытом письме президенту Путину" питерские имперцы пишут:
"Печальный пример Европы с её плачевной перспективой показывает,
что утрата имперского самосознания приводит не только к смягчению нравов
и плюрализму мнений, но также к размягчению мозгов и параличу воли. У
России есть шанс избежать подобной развязки. Огромные территориальные
потери.., но есть еще незримые границы, проходящие по кромке сознания,
и нет для имперского самоощущения более важной задачи, чем оборона этих
рубежей... Право первородства обеспечивается только четко поставленной
и интуитивно очевидной сверхзадачей. Таков был зов Последнего моря, звучащий
в ушах нукеров Чингисхана, освобождение Гроба Господня, захват Босфора
с Дарданеллами, или хотя бы идея Мировой революции. Сверхзадача сама по
себе не гарантирует успеха, но империя, озабоченная лишь чечевичной похлебкой,
обречена на поражение в любом случае". Даже либеральствующая
Ольга Славникова подтвердила: "Между тем литература — вещь тоталитарная,
строение её иерархично, никакие разговоры о демократии здесь неуместны..."
И пусть спорит блестящий православный империалист Елена Чудинова, с которой
мне недавно посчастливилось пообщаться, с не менее блестящим евразийским
империалистом Александром Дугиным. Это спор о жизни и путях развития будущей
России, а не о способе гибели России. Всем советую прочитать яркий художественный
роман Елены Чудиновой "Мечеть Парижской Богоматери". "Нет, азиатчина для нас не лекарство. Слишком много у нас водилось западников... традиционное российское западничество — суть не что иное, как подсознательное стремление к противоядию от азиатчины, от наследия орды. Мы никогда не стремились отождествиться с Западом, но мы всегда хотим подлить в чрезмерное красное побольше синего... наша западность — одно из проявлений нашей вселенскости. Её и хотят лишить нас евразийцы... Выбирая между гамбургером и Кораном, я решительно предпочту гамбургер... Янки не умеют улавливать души. В рабстве у янки мы... вновь выработаем тайный язык, возродим самиздат, мы даже, может быть, обретем наконец-то, чего нам не достает, — взаимовыручку по национальному признаку. Но исламу нужна душа, он нас проглотит... Задача грядущей Российской
империи и есть — донести народам тот упомянутый "резкий поворот ко
Христу. Европейское христианство выродилось (потому и из африк ушли),
со всех сторон грозит джихад. Мир спасет от джихада только православная
Империя. Такова уж судьба России: либо спасти всех, либо гибнуть первой...
Но настоящая Империя всегда несет на штыках цивилизацию. А чего ради иначе
быть Империей?.." ТОСКА ПО ИМПЕРИИ Путей к имперскости в русской литературе всегда много. Отвернемся от фантастов и мечтателей, уйдем к самой кондовой исторической и реалистической литературе, и мы увидим там всё ту же тягу к имперскости. Только уже, скорее, не мечту о новой Империи, а тоску по империи как таковой. Будет ли это советская уходящая имперскость в романах Юрия Бондарева "Бермудский треугольник", Сергея Есина "Марбург", или даже битовская имперская ностальгия. Будет ли это мечущийся по русским полузаброшенным деревням имперский интеллигент Владимира Личутина в романах "Миледи Ротман" и "Беглец из Рая", потерявший свою прежнюю имперскую уверенность в будущем, горожанин в романах Юрия Полякова "Грибной царь" и "Замыслил я побег...", будет ли это жестокий, затерявшийся на пространствах былой империи герой "Кенигсберга" и "Прусской невесты" Юрия Буйды, — это всё одно единое полотно "Уходящей имперской Руси". Но даже более молодые
авторы, распахавшие традиционное романное пространство плугом современных
форм, обогатившие реализм приемами кино и живописи, не чурающиеся и постмодернистских
приёмов (тому пример проза Юрия Козлова и Михаила Попова), заняты скорее
не прогнозом неясного будущего, а фиксацией мифа о рухнувшей, как Атлантида,
советской цивилизации. Так описывают все ушедшие великие цивилизации,
римскую, кельтскую, египетскую... Никто же не восхваляет человеческие
качества Нерона, но даже в описании кровавости его деяний видна мощь и
красота древних римлян. Кстати, тема имперскости заложена уже в самой раскиданности русских писателей по всему миру. Ник Перумов живет в США, Михаил Елизаров в Германии, Михаил Шишкин в Швейцарии, Гарросы в Риге, появился дружный отряд русских украинцев, завоевывающих русский книжный рынок. Так же и герои легко перемещаются по всему миру, и по времени, и по пространству, никогда не забывая о своей русскости. Вот пермяк Алексей Иванов, поначалу никем не замеченный ни со своей фантастикой, ни с историческим романом о заселении уральских земель русскими первопроходцами "Сердце Пармы". Но уже "Золото бунта, или Вниз по реке теснин" и темой своей и богатством языка и пространством исторического сюжета вышло на первые места в новой русской имперской литературе. Как бы продолжая традицию сибирских взвихренных, густо насыщенных и героями, и обилием языков/наречий сибирских народов, и богатством сюжетов, традиции Шишкова и Анатолия Иванова, Шукшина и Мамина-Сибиряка пермский писатель завоевал уже и Москву и Россию новым национальным эпосом. И неожиданно для всех одержал победу на книжном рынке, став явным триумфатором и символом новой русской литературы. Нет, после такого нового похода за поисками народной правды, нового похода по всем древним русским землям поневоле перестанешь быть пессимистом. Я — русский, значит — имперский. И империя наша была, есть и будет! |
Если текст не оставил вас равнодушным, можете высказать свое мнение в Гостевой книге. |