ЧЬЯ революция?

"... превратить войну империалистическую в войну гражданскую!"

(В. Ленин, руководитель октябрьской революции)

 

"... обойтись без насилия, без крови, без жестокостей человечеству так же невозможно, как без подвигов, без доблести, без славы. Без величайших взлетов и падений человеческого духа. Без любви, без дружбы, без счастья. Все это – достояния человечества, хотим мы этого или не хотим."

(Б. Стругацкий, из интервью, 2003 год)

Сталин в работе "Об основах ленинизма", написав, что в начале XX века "Россия была беременна революцией", поясняет: "Россия в этот период находилась накануне буржуазной революции".

Да, феодально-абсолютистская Россия шла навстречу такой революции, которая произошла в Германии в 1848 году, во Франции -- в 1789-- 1792 гг., в Англии -- в 1643 году. В итоге этих революций, как показал опыт, устанавливалась буржуазная демократия.

Но ведь Ленин и его организация профессиональных революционеров не могли прийти к власти ни при установлении правления буржуазии, ни в случае реставрации Романовых. Видимо, не удалось бы ни в буржуазию, ни в феодальную аристократию "привнести" сознание того, что именно ленинцы должны вместо них править Россией. Выходило так, что и предстоявшая революция не обещала прихода к власти созданному Лениным зародышу нового правящего класса.

Вопрос приобретал для Ленина огромную важность, так как идея революции в России четко сливалась для него с установлением в стране власти организации профессиональных революционеров. В этом и был смысл неустанно повторявшегося им тезиса, что "Главное в революции -- вопрос о власти". Ленину нужна была не всякая революция против царизма, а такая, которая привела бы к власти его и его соратников в качестве "авангарда рабочего класса".

Как же можно было добиться, чтобы Россия родила не тот плод, которым была беременна: не антифеодальную, а "пролетарскую" революцию?
Идеологическое обоснование столь замысловатой операции было дано Лениным в виде двух теорий: 1) о гегемонии пролетариата в буржуазно-демократической революции и 2) о перерастании буржуазно-демократической революции в пролетарскую. Впрочем, слово "теории" -- очень громкое применительно к этим весьма кратко формулируемым положениям.

Первое из них состоит в том, что, в противоположность историческому опыту других стран, гегемоном в русской буржуазно-демократической революции будет не буржуазия, а пролетариат; буржуазия же будет контрреволюционной силой. Почему? Потому что она будет бояться пролетариата и дальнейшего развития революции. Таким образом, русской буржуазии приписывается сверхъестественная дальновидность: она будет, оказывается, руководствоваться в своих действиях еще не сформулированной Лениным "теорией" перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую.
Второе ленинское положение, высказанное позже первого, только весной 1917 года, как раз и состоит в том, что буржуазно-демократическая революция в России, опять-таки вопреки историческому опыту других стран, не приведет к эпохе господства капитализма, а сразу же начнет перерастать в социалистическую революцию. Объяснение обоих исторических парадоксов дается невнятное, но по-ленински категорическое: сейчас наступил этап империализма, а при империализме все должно быть именно так, это Ленину доподлинно известно.

Полемизировать против такой аргументации трудно, но с точки зрения марксистской теории исторического процесса обе идеи были совершенно нелепыми.

То, что пролетариат участвует в буржуазной революции, было естественно: все революции всегда совершались народными массами. Если бы Ленин выдвинул тезис о том, что пролетариат будет активным участником буржуазной революции, он сказал бы банальность, но вполне правильную. Однако Ленин выступил с другим тезисом: что в буржуазной революции в России буржуазия будет контрреволюционной силой, союзницей царизма, так что этой революцией будет руководить пролетариат. Странная буржуазная революция, совершаемая пролетариатом против буржуазии! Почему она, собственно, именуется "буржуазной"? И что общего она имеет с буржуазной революцией в Марксовом понимании?

Возникают не только эти вопросы. Не сходятся концы с концами и в ленинской теории революции. Ведь главный признак революции, по Ленину,-- переход власти от одного класса к другому. Если революция пролетарская, то власть переходит в руки пролетариата, а если буржуазная, то, очевидно, в руки буржуазии? Нет, говорит Ленин. Все равно в руки пролетариата, правда, в союзе с крестьянством: устанавливается "революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства".

Допустим. А если власть в руках пролетариата уже при буржуазной революции, то зачем ей "перерастать" в пролетарскую? Путано выглядит теория "перерастания" [впрочем, в дальнейшем будет понятно, почему -- А.А.].

Начнем с того, что она в своей основной посылке расходится с первой теорией: получается, что после свержения царизма у власти оказывается все-таки буржуазное правительство (а не "революционно-демократическая диктатура") и именно его предстоит свергать пролетариату. Поразительная забывчивость! Но еще более поразительно, с марксистской точки зрения, другое: игнорирование азов исторического материализма.

Что представляет собой буржуазная революция, если оценивать ее с позиции истмата? Выросшие в недрах феодального общества, производительные силы рвут оковы феодальных производственных отношений. В итоге революции возникает простор для дальнейшего роста производительных сил капитализма. А, как мы уже цитировали в начале главы, "ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества". Это слова из Марксова предисловия "К критике политической экономии", которую сам же Ленин охарактеризовал как "цельную формулировку основных положений материализма, распространенного на человеческое общество и его историю".
Какое же может быть прямое перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую? Их разделяет колоссальный по объему процесс наращивания и развития производительных сил. Переходить сразу от одной революции к другой не легче, чем при постройке дома заложить фундамент и тут же, без возведения стен или каркаса, по воздуху крыть крышу.

Выходит, что Ленин написал чепуху?

Не торопитесь. Не надо поддаваться соблазну мелочного торжества, что вот, мол, Ленин был глуп, а мы с вами, читатель, умны. Великий политик, Ленин часто провозглашал нелогичные тезисы, и это его нисколько не тревожило. Именно потому, что Ленин был политиком, а не ученым, он знал: как отдельный человек, так и группы людей мыслят не логически, а психологически; если речь идет о социальных группах, то социально-психологически. С этим ключом надо подходить к лозунгам и идеям, которые выдвигал Ленин, тогда они -- при всей их кажущейся нелепости -- приобретают глубокий практический смысл.
Так и в данном случае. Ленину надо было решить непростую задачу: облечь в марксистские формулы стоявшую перед ним главную "практическую цель" -- приход к власти организации профессиональных революционеров на волне надвигавшейся антифеодальной революции.

Ведь не настоящий же пролетариат обозначает Ленин словом "рабочий класс". Это уже выработанный эвфемизм для наименования организации профессиональных революционеров. Да она и прямо упомянута в данном Лениным определении гегемонии пролетариата: "Гегемония рабочего класса есть его (и его представителей) политическое воздействие на другие элементы населения...". Как видим, здесь не забыты "представители", явно не входящие в рабочий класс (иначе незачем было бы их упоминать). Вот эти-то "представители" и должны, по мысли Ленина, осуществлять "гегемонию".

Как он это делал и в других случаях, Ленин выдвинул "программу-максимум" и "программу-минимум". Первая предусматривала, что ленинцам удастся взять в свои руки руководство революцией ("гегемония пролетариата"). После этого они же, конечно, и усядутся у власти -- правда, вместе с представителями крестьянского движения, обойтись без которого в антифеодальной революции было просто невозможно ("революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства").
"Программа-минимум" исходила из другого, худшего варианта, откуда и возникла несогласованность между обеими "теориями". Брался тот случай, при котором большевикам не удалось проскочить к власти прямо на гребне революционной волны, опрокидывающей царизм. В этом случае надо было тотчас же начинать борьбу против возникшего после свержения царизма революционного правительства, пока оно не укрепилось, и забирать у него власть ("перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую").
Так что же тут глупого? Напротив, придумано было умно и со свойственным Ленину стремлением добиваться своего в любом положении. Такое стремление Ленина под какими угодно теоретическими предлогами привести свою партию к власти встретило полное понимание у властолюбивых профессиональных революционеров.
Другой вопрос, что все это опять-таки не совпадало с пониманием пролетарской революции Марксом и Энгельсом; но Ленина это мало беспокоило.

О своей "программе-максимум" -- "гегемонии пролетариата в буржуазно-демократической революции" -- Ленин писал и говорил много и охотно. Посмотрим, в какой мере эти теоретические положения были осуществлены на практике.
Помните, я в конце предыдущей главы писал о ничтожной роли ленинской партии большевиков в революции 1905 года? Так вот: в феврале 1917-го все получилось еще смешнее! Сам Ленин узнал о Февральской революции в России ... из швейцарских газет.
"Позвольте! -- возмутится читатель,-- Из каких там швейцарских газет узнает вождь русской революции о ее победе?!"
Из каких газет? Из "Zurchег Роst" и "Neuе Zurchег Zeitung" за 15 марта 1917 года. И сообщает нам это сам Ленин. Вот дословно первое упоминание Ильича о Февральской революции -- из письма Инессе Арманд: "
Мы сегодня в Цюрихе в ажитации: от 15.III есть телеграмма в "Zurchег Роst" и "Neuе Zurchег Zeitung", что в России 14.III победила революция в Питере после 3-дневной борьбы, что у власти 12 членов Думы, а министры все арестованы".
Недоверчиво вождь революции добавил: "
Коли не врут немцы, так правда". И тут же поспешил скороговоркой застраховаться: "Что Россия была последние дни накануне революции, это несомненно".

Тут Ильич лукавит: в "последние дни" у него вообще не было никакой информации о положении в России. За два дня до этого, 13 марта 1917 года, он писал той же Инессе: "Из России нет ничего, даже писем!". Да и в предыдущие дни и целые месяцы информации о России у Ленина не было никакой. Речь идет не о неких особых сообщениях: Ильич не мог читать в это время даже русских газет. В сентябре 1916 года Ленин просительно пишет мужу сестры -- М. Т. Елизарову в Россию: "Если можно, посылайте раз в неделю прочитанные русские газеты, а то я не имею никаких". В ноябре 1916 года Ленин повторяет просьбу, на этот раз в письме своей сестре Марии Ильиничне в Петроград: "Если не затруднит, посылай раза 3—4 в месяц прочитанную тобой русскую газету, крепко завязывая бечевкой (а то пропадает). Я сижу без русских газет". Несколько кустарный способ информирования вождя российского пролетариата о положении в стране!

То ли бечевка не помогла, то ли газеты вообще не посылались, но достоверных сведений о России у Ленина в предфевральские месяцы так и не было. В конце января 1917 года в письме все той же Инессе Ленин с восторгом сообщал о том, что ему довелось поговорить с двумя бежавшими русскими пленными, которые, правда, уже просидели год в плену у немцев, но которых он все же воспринял как свежих людей, могущих рассказать об обстановке в России.
Впрочем, когда надо было не щеголять уверенной фразой в письме Инессе, а ответить на деловой запрос Александры Коллонтай о директивах, Ленин сам признавал свою полную неосведомленность. 17 марта 1917 года он писал Коллонтай: "
Дорогая А.М.! Сейчас получили Вашу телеграмму, формулированную так, что почти звучит иронией (извольте-ка думать о "директивах" отсюда, когда известия архискудны, а в Питере, вероятно, есть не только фактически руководящие товарищи нашей партии, но и формально уполномоченные представители Центрального Комитета!)".

В действительности и этого в Питере не было. Первым -- никем ни на что не уполномоченным -- членом ЦК большевистской партии в Петрограде оказался Сталин, приехавший туда только через 8 дней после этого ленинского письма.

Но главное было даже не в неинформированности Ленина и его окружения. Главное было в том, что вождь профессиональных революционеров вообще не ожидал Февральской революции. Как свидетельствует полное собрание его сочинений, он в это время активно занимался делами швейцарской социал-демократии. Вот он 5 марта 1917 года -- за неделю до Февральской революции -- пишет из Цюриха Коллонтай в Швецию: "Ей-ей, нам надо (всем нам, левым в Швеции и могущим снестись с ними) сплотиться, напрячь все усилия, помочь, ибо момент в жизни шведской партии, шведского и скандинавского рабочего движения решительный".

Оторвался эмигрант Ленин от своей родины: даже чуть повышенная напряженность пульса в мирной Скандинавии звучит в его ушах громче, чем грохот вплотную надвинувшегося на Россию революционного катаклизма. И не чувствует Ильич этой революции. За 6 недель до нее, выступая перед швейцарскими молодыми социалистами, Ленин завершает свой доклад казавшейся ему тогда патетической, а в действительности анекдотической концовкой: "Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь... будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции".
Эти, да и многие другие факты свидетельствуют: Февральская революция 1917 года не только не была организована ленинской партией, но застала ее, включая самого Ленина, врасплох. Пустыми словесными конструкциями оказались продолжавшиеся ряд лет рассуждения о "гегемонии пролетариата в буржуазно-демократической революции" и о руководящей роли авангарда этого класса-гегемона – большевистской партии. Гегемонии не получилось.

Не подтвердился и основной тезис ленинской теории об этой гегемонии -- что буржуазия при свержении царизма будет контрреволюционной силой, а потому-де пролетариат и должен взять на себя руководство. Ленин сам признавал потом, что в Февральской революции участвовали не только пролетариат и "деревенская масса, но и буржуазия. Отсюда легкость победы над царизмом, чего не удалось нам достигнуть в 1905 году". Отсюда, а не благодаря несостоявшейся гегемонии организации профессиональных революционеров. Зря, ох, зря господа неомонархисты брызжут слюной в Ленина, обвиняя его в том, что это якобы он сверг Помазанника и уничтожил монархию в России! Лучше бы на генералов-предателей внимание обратили!

Значит ли сказанное, что ленинская организация не оправдала себя?

Да, как орудие совершения антифеодальной революции в России она себя совершенно не оправдала. Пусть вывод такой звучит непривычно, но историк не может игнорировать факты. Опыт показал, что для взрыва антифеодальной революции в России, для свержения царизма вообще не было нужды в организации профессиональных революционеров. Достаточно оказалось организованной группы генералов.

В Советском Союзе без конца повторялся тезис, будто для революции необходимо руководство революционной партии. К этому тезису постепенно привыкаешь и начинаешь даже ему верить. А ведь это ложь -- и, кстати сказать, ложь антимарксистская.

Энгельс писал через 3 года после революции 1848 года: "Революция -- это чистое явление природы, совершающееся больше под влиянием физических законов, нежели на основании правил, определяющих развитие общества в обычное время. Или, вернее, эти правила во время революции приобретают гораздо более физический характер, сильнее обнаруживается материальная сила необходимости, И лишь только выступаешь в качестве представителя какой-либо партии, втягиваешься в этот водоворот непреодолимой естественной необходимости".

В самом деле: какая партия руководила Великой Французской революцией? Или английскими революциями XVII века? Революцией 1830 года во Франции? Революциями 1848 года в разных странах Европы? Революциями 1918 года в Германии и Австро-Венгрии? Венгерской революцией 1956 года? Наконец, революциями 1989 года в Польше, Венгрии, ГДР, Чехословакии, Болгарии и Румынии? Революцией 1991 года в Москве? Подавленным восстанием 93 года? [наконец, нужна ли какая-то особая партия для того, чтобы вышвырнуть из Кремля нынешнюю олигархическую клику, будет ли от нее польза, от этой партии, даже если ее создать? -- А.А.] Не было такой партии, а революции были. И Февральская революция 1917 года показала, что никакой "партии нового типа" или организации профессиональных революционеров для антифеодальной революции не требуется. Достаточно верхушечного заговора, поддержанного относительно небольшим количеством штыков.

Хотя в России в это время действовала большевистская партия, революция состоялась без нее. А рассказывают нам чепуху, чтобы нас убедить: создание революционной партии в России никоим образом не допускается [эвон как кучку "несогласных" прессуют, значит, типа "все под контролем" -- А.А.]; так что такой партии нет, а значит, и никакой революции быть не может, расслаьтесь, лошкИ, спите спокойно у своих телевизоров под хихиканье петросянов!
И мы -- верим. А стоит ли верить? Может, лучше пропускать глупость мимо ушей и потихоньку выкапывать припрятанные пулеметы? ;)

"Так что же,-- протянет разочарованный читатель,-- выходит, что изложенный Лениным в "Что делать?" план ни к чему не привел?"

Напротив; план увенчался полным успехом. Не надо только давать себя заворожить словом "революционеры". Организация профессиональных революционеров была задумана и создана Лениным не как центр подготовки антифеодальной революции в стране, а как организация для захвата власти на волне этой революции. И власть была захвачена в 1917 году -- хотя не в феврале, а в октябре. "Программу-максимум" Ленину осуществить не удалось, а вот "программа-минимум" сработала на все 100 процентов.

Впрочем, помогли ему в этом сами руководители антифеодальной революции.

 

Вся власть... кому?

 

"Ветер веселый и зол и рад;
Крутит подолы, прохожих косит,
Рвет, мнет и носит большой плакат:
"Вся власть Учредительному Собранию!"..."

(А. Блок, "Двенадцать")

"Переход государственной власти из рук одного в руки другого класса есть первый, главный, основной признак революции как в строго-научном, так и в практически-политическом значении этого понятия... Несомненно, самым главным вопросом всякой революции является вопрос о государственной власти. В руках какого класса власть, это решает все."

(В. Ленин, организатор Октябрьской революции)

 

Позволю себе еще один пинок в адрес мифографов, усердно пишущих о гнусных большевиках, "на немецкие деньги свергших царя" и "разваливших Империю". Для этого всего-то нужно показать, как все происходило на самом деле.

Уже при формировании списка Временного правительства, подсунутого на подпись царю, вовсю шла кулуарная возня. И из него выпали умеренные лидеры либералов, вроде Родзянко. Зато были включены такие радикальные оппозиционеры, как Милюков и Керенский. Можно даже вспомнить цитировавшееся ранее донесение Охранного отделения о двух группировках оппозиции -- сторонниках "конституционной" передачи власти думскому большинству и дворцового переворота. На переворот-то у них оказалась кишка тонка, а вот подвернувшимся случаем воспользовались. И пока Родзянко носился по Питеру, то в Совет Министров, то успокаивая речами бунтовщиков, в основу списка легли фамилии как раз из второй группировки. Кстати, если разобраться, кто же посылал к царю с этим списком прогрессистов Шульгина и Гучкова, то их "полномочия" выглядят более чем сомнительными.
А потом последовал отказ Михаила Александровича от престола. Да ведь и предлагать можно по-разному. К Михаилу I Романову, многократно отказывавшемуся, сколько раз делегации посылали, умоляли, чтобы страну из смуты вывести. Наконец, при отказе одного претендента логически нужно было бы искать следующего по династической "очереди". Но Временное правительство предпочло искать контакты не с наследниками царя, а с самозванными Советами, заключив с ними соглашение о том, что вопрос о власти и будущем устройстве России решит Учредительное Собрание. Решит где-нибудь через полгода. Очевидно, рассчитывая, что за это время страсти улягутся, новые правители и без царя сумеют проявить себя с лучшей стороны, и в конце концов "стерпится -- слюбится". Такой поворот армия восприняла с недоумением, но тоже спокойно. Во главе ее оставался Николай Николаевич. И приказом № 4318 от 4(17).3.17 он призвал: "
Повелеваю всем войсковым начальником от старших до младших внушать и разъяснять чинам армии и флота, что после объявления обоих актов (т.е. Николая II и Михаила Александровича) они должны спокойно ожидать изъявления воли русского народа, и святой долг их оставаться в повиновении законным начальникам, обороняя родину от грозного врага". Впрочем, грядущее народное волеизъявление в тот момент выглядело довольно определенным. Большинство в армии подразумевало, что царем и станет Николай Николаевич. Кто ж еще-то? Но его власть основывалась лишь на прерогативах Верховного Главнокомандующего. А сам этот пост был назначаемым. Его и сняли, как только правительство сочло, что его уже можно снять.

Этот "вторичный переворот" растянулся на целый месяц. А за месяц в растерянную, сбитую с толку армию хлынули агитаторы всех мастей, правительственные комиссары... И попутно, как-то незаметно, исподволь, была произведена подмена понятий. Вместо восстановления законности и правопорядка, на которое нацеливалась власть в момент отречения царя, внедрилось разделение на "революционное" -- хорошее, и "контрреволюционное" -- плохое. И сам царь, уступивший власть ради более эффективного управления страной, оказался вдруг в роли "преступника", которого "свергли".

А параллельно полным ходом шло разрушение государства. Уже не стихийное, снизу вверх, а целенаправленное, сверху вниз. В литературе можно встретить утверждения, что "отсталая" Россия оказалась “не готова” к парламентской демократии, внедрявшейся Временным правительством. Что ж, подобные теории выдают полную некомпетентность оперирующих ими авторов. Потому что западная (по формам) модель управления была создана только после Октябрьской революции (парламент -- Советы, и подотчетное ему правительство -- Совнарком). А Временное правительство было куда более авторитарным, чем царское, оно поспешило избавиться даже от Думы (из-за конкуренции с Родзянко и его сторонниками) и объединило в своем лице и законодательную, и исполнительную, и верховную власть. Однако на деле до такой неограниченной власти дорвались политики, совершенно некомпетентные в вопросах управления и умеющие лишь критиковать "реакционеров". И одним махом была сметена вся "вертикаль власти" от прежнего правительства до губернаторов, градоначальников и т.п. И на все уровни вместо царской опытной администрации полезли такие же оппозиционеры, как в столице, только еще более бестолковые. Были мгновенно уничтожены и "реакционные" правоохранительные органы -- полиция и жандармерия (а они выполняли в России и массу других функций -- сбора налогов, санитарного контроля и т.п.). Вся система гражданского управления оказалась снесена и парализована сразу же.

Поводом для нападок на "режим" всегда было "отсутствие свобод". Которые на самом-то деле существовали, а в период войны -- куда большие, чем в западных странах [где во время войны свободы традиционно "зажимают" -- А.А.]. Но либералы теперь считали своим долгом дать нечто еще большее. И снимались последние разумные ограничения на свободу слова, митингов, агитации, печати, партий и т. д. и т. п. Вот тут-то открылись благодатные возможности и для иностранных агентов, от немецких до английских, и для сепаратистов, и для западников, и для панисламистов. И просто для бандитов и хулиганов -- амнистия Временного правительства выпустила на волю несколько тысяч политических (их больше и не было), и 100 тыс. уголовников.

Впрочем, новые правители отнюдь не были добренькими идеалистами. Выпустили блатных, террористов, осужденных шпионов -- но тут же за решеткой оказались прежние министры (в тщетных попытках доказать "измену" их и царя). Шумели о свободе слова, но за резкое письмо в адрес правительства арестовали генерала Гурко, одного из тех, кто привел их к власти. И тех людей, кого царь якобы оправдал без оснований, -- посадили Ренненкампфа, вернули в тюрьму Сухомлинова (но почему-то не Рубинштейна и не сахарозаводчиков).

Дошли "реформы" и до армии. В прежнем, "реакционном" виде она представляла опасность для новых властей. А ну как все же спохватится и учинит "контрреволюцию"? И первым шагом к ее разрушению стало само отношение властей к восставшим частям Питера и погромщикам Балтфлота, истреблявшим офицеров. Никто не был наказан. Напротив, правители попытались сделать их своей опорой, признали за ними "заслуги в деле революции" и пообещали не посылать на фронт. Создав тем самым опасный прецедент для последователей. И при полном попустительстве властей делегации из мятежных частей отправились по фронтам нести туда дух "революции" -- Алексеев слал отчаянные телеграммы, требуя пресечь подобное явление, но правительство их игнорировало. Не могло и не хотело призвать буянов к порядку. Часть командиров ушла сама, не желая присягать такой власти. Среди других военный министр Гучков и его комиссары начали "чистку". Тех, кого сочли "реакционерами", снимали, заменяя кандидатурами, в той или иной мере склонными к либеральным или окололиберальным взглядам. Порой это были действительно талантливые полководцы -- Корнилов, Деникин, Крымов, Ханжин и др. Но сами по себе интенсивные перестановки создали атмосферу свистопляски и паралича командования. И на все это катастрофическими ударами наложились Приказ №1 Петроградского Совета, а затем и подтвердившая его правительственная "Декларация прав солдата", внедрявшие коллегиальное командование, выборность должностей, всевозможные комитеты, отменявшие дисциплину и чинопочитание...

Еще одна причина крушения армии -- отсутствие внятной идеологии. Как писал историк А.А. Керсновский: "Целей войны народ не знал. Сами "господа", по-видимому, на этот счет не сговорились. Одни путано "писали в книжку" про какието проливы -- надо полагать, немецкие. Другие говорили что-то про славян, которых надлежало то ли спасать, то ли усмирять. Надо было победить немца. Сам немец появился как-то вдруг, неожиданно. За десять лет до того откуда-то взялся японец, с которым тоже надо было воевать... Какая была связь между всеми этими туманными разговорами и необходимостью расставаться с жизнью в сыром, никто не мог себе уяснить. Одно было понятно всем -- так приказал Царь. К царствующему Императору народ относился безразлично, но обаяние царского имени стояло высоко. Царь повелел воевать -- и солдат воевал".

А теперь царя больше нет. Зато есть агитатор, сидящий с тобой в одном окопе, под теми же пулями, что и ты, хлебает с тобой из одного котелка жидкую похлебку и доходчиво рассказывает о том, что войну затеяли помещики и буржуи, чтобы поплотнее набить карманы [а еще -- если умный -- добавляет "и Государя они, проклятые, свергли с престола!" -- А.А.]. А еще есть правительственный комиссар, который приехал в часть и кричит на митинге о "войне до победного конца". Конца войне не видно, зато видно, что физиономия у комиссара лоснится от столичных разносолов...
Удивительно ли, что когда в апреле немцы предприняли частное наступление на Юго-Западном фронте -- ограниченными силами, желая отбить Червищенский плацдарм на р. Стоход, из оборонявших его 14147 чел. в бою было убито и ранено 996, а 10376 "пропали без вести"? То есть просто сдались или дезертировали. Вот вы, читатель, стали бы воевать на их месте?

Удивительно ли, что после летних операций в строю остались только казачьи части, национальные формирования [польские, чешские, грузинские, армянские... и ненавистные антикоммунистам латышские, кстати! -- А.А.] да сформированные Корниловым из добровольцев ударные батальоны?

В общем, всем желающим поискать мерзавцев, разваливших Империю, могу только посоветовать начать не с профессиональных революционеров (к чему я еще вернусь ниже), а с профессиональных оппозиционеров. Не верите мне? Может, поверите генералу Деникину? Ведь он в своих мемуарах недвусмысленно пишет: "Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала послужили большевики, я протестую. Россию развалили другие, а большевики -- лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках ее организма." Но куда там! Современным антикоммунистам из 21-го века виднее...

Не могу не привести еще один малоизвестный факт, объясняющий, почему национальные формирования продолжали сражаться. После подписания Брестского мира большевики были обязаны вывести свои войска с "оккупированных территорий". Но армянам, бойцам Армянского корпуса, некуда было уходить, и они продолжали борьбу. Теперь уже за собственную свободу и жизнь своих близких. На территорию современной Армении (в то время формально никакой Армении еще не существовало) обрушилась турецкая многотысячная (около 60 тыс бойцов) армия под началом Шевки-паши. Ей противостояло примерно 15 тысяч армян, русских и грузин (в основном военнослужащих бывшей царской армии). Турки нанесли защитникам ряд тяжелых поражений, истребив их почти наполовину, захватили Эрзерум, Сарыкамыш, сильную крепость Карс, крепость Александрополь (позже Ленинакан), вступили на территорию Российской империи, еще не тронутую войной и учинили неслыханную резню мирного населения. Бойня была столь жестокая, что заставила возмутиться даже союзника турок -- Германию. Но при попытке немцев вмешаться (дипломатическим путем, немецких войск в районе Кавказа не было), турецкое правительство послало их подальше, давая понять, что война заканчивается, а у Порты есть собственные интересы. В распаде России турки увидели возможность для создания вожделенного "Великого Турана". Германский резидент в Стамбуле фон Лоссов предупреждал свое правительство, что цель иттихадистов [правящей партии Турции -- А.А.] -- "оккупация Закавказья и уничтожение армян. Все противоположные уверения Талаата и Энвера ничего не стоят".

И тогда обескровленный, расчлененный на три части Армянский корпус ринулся в контратаку. В тяжелейшей четырехдневной битве близ села Сардарапат армия Шевки-паши была разгромлена и в панике разбежалась. Бегущие аскеры вплавь переправлялись через реку Ахурян (близ Карса). Туркам пришлось заключить мир. Так возникла независимая Армения.

Но ладно, лирическое отступление закончено. Резюме вышесказанного простое: придя к власти, думские оппозиционеры, ставленники национальной буржуазии, не принесли ничего, кроме вреда. Они окончательно разрушили систему управления страной, не сделали ничего, чтобы вывести Россию из войны [даже перемирия не сумели (или не хотели?) заключить, которое можно было бы использовать для переформирования армии -- А.А.], довели армию и флот до окончательной катастрофы, уничтожили единственную силу, на которую могли опереться – Советы... в общем, в стране наступил полный маразм. И в этом маразме созрела ситуация для новой революции.

Теперь приступим к вопросу, что же это была революция, была ли она "пролетарской".

То, что штурмовали Зимний в Петрограде и Кремль в Москве рабочие и крестьяне в солдатских шинелях и матросских бушлатах,-- факт. Как и рассчитывал Ленин, они явились ударной силой для свержения небольшевистского правительства. А потом и для разгона Учредительного собрания. В этом смысле революция была рабочей и крестьянской.

А кто пришел к власти? Рабочие? Или крестьяне?

Вот они расположились вокруг стола и смотрят на нас со старой фотографии: первый Совет Народных Комиссаров. Есть среди них дворяне: Луначарский да и сам Ленин; есть выходцы из буржуазии, из разночинной интеллигенции. Рабочих и крестьян нет, за исключением Шляпникова, давно уже ставшего профессиональным революционером. И всех большевистских наркомов объединяет, независимо от их происхождения или общественного положения, то, что они -- руководящие члены ленинской организации профессиональных революционеров. К власти в государстве пришла эта организация.

Какой класс она представляет? Давайте рассуждать. Допустим даже, что организация профессиональных революционеров, независимо от ее собственного социального состава, вопреки историческому материализму является представительницей и даже авангардом класса, совершившего революцию. А революция -- рабочая. Или рабочая и крестьянская?

Ясно, какие классы шли в бой революции. Не ясно, какой класс уселся в результате у власти.

Может, уважаемый читатель, я вам уже несколько поднадоел, но посмотрим, как все происшедшее соотносится с марксизмом.
Одно из важнейших положений марксизма -- диктатура пролетариата. Маркс рассматривал идею диктатуры пролетариата как свою особую теоретическую заслугу.
Всю свою жизнь Маркс продолжал придавать этой идее первостепенное значение. В 1875 году в "Критике Готской программы" он записал известное положение: "
Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата".
Маркс и Энгельс считали, что Франция 1871 года уже явила миру образчик такой диктатуры. 20 лет спустя Энгельс написал во введении к работе Маркса "Гражданская война во Франции" столь часто цитируемые строки: "
...Хотите ли знать, ...как эта диктатура выглядит? Посмотрите на Парижскую Коммуну. Это была диктатура пролетариата".
Конечно, здесь классик в запале ошибается. Достаточно изучить хронику деятельности Парижской Коммуны, состав ее властных органов и проанализировать полный список ее декретов, чтобы понять, что ни о какой диктатуре пролетариата (пусть даже и с большими оговорками) речи не идет. Но не Парижская Коммуна является темой данной книги; существует специально изданный сборник, который так и называется, "Парижская Коммуна", там все это есть, открывший да прочтет. Ну а я, с вашего позволения, двинусь дальше.

Нет нужды напоминать, что в сочинениях Ленина говорится чуть ли не на каждой странице о пролетарской диктатуре. Недаром Сталин, формулируя определение ленинизма, охарактеризовал его как "теорию и тактику пролетарской революции вообще, теорию и тактику диктатуры пролетариата в особенности".
Между тем в наши дни компартии ряда западных стран одна за другой отказались от идеи диктатуры пролетариата -- и почему-то не раздалось поражающее отступников грозное проклятие из Москвы. И обескураженный наблюдатель не может понять: как же эти марксисты и даже ленинцы с такой непринужденной легкостью отказываются от того, что Маркс и Ленин считали главным? Как же эти коммунисты намерены строить коммунизм без необходимого переходного периода, который -- ведь сказано! -- может быть только диктатурой пролетариата? И почему невинно смотрит в сторону ЦК КПСС, который за гораздо меньшие ревизионистские прегрешения покарал вооруженной рукой чехословацких реформаторов?

Тут зарождается у наблюдателя смутное подозрение, что как-то это все неспроста. И верно: неспроста.

Как обстояло дело с диктатурой пролетариата после Октябрьской революции в России?

"Диктатура пролетариата,-- писал Ленин,-- если перевести это латинское, научное, историко-философское выражение на более простой язык, означает вот что: только определенный класс, именно городские и вообще фабрично-заводские, промышленные рабочие, в состоянии руководить всей массой трудящихся и эксплуатируемых в борьбе за свержение ига капитала, в ходе самого свержения, в борьбе за удержание и укрепление победы, в деле созидания нового, социалистического, общественного строя, во всей борьбе за полное уничтожение классов".

Постановка вопроса ясна. Революцией и затем государством руководят промышленные рабочие -- это и есть диктатура пролетариата.
А как на практике?
Ведь на деле и революцией, и возникшим после нее Советским государством руководили не промышленные рабочие, а профессиональные революционеры, большинство которых вообще никогда рабочими не были. Где же доказательство того, что это диктатура пролетариата?

Возьмем аргументацию, так сказать, итоговую, данную в 1955 году -- накануне смены диктатуры пролетариата “общенародным государством”. Приводится она в учебнике политэкономии, написанном по указанию и под присмотром Сталина. Вот эта аргументация полностью: "Рабочий класс в СССР базирует свое существование на государственной (всенародной) собственности и на социалистическом труде. Он является передовым классом общества, ведущей силой его развития. Поэтому в СССР государственное руководство обществом (диктатура) принадлежит рабочему классу".
Видите, как ясно. При капитализме же все наоборот. Рабочий класс базирует свое существование на государственной или частной собственности и на капиталистическом труде (социалистического там нет). Он является... впрочем, он и там является, с точки зрения марксизма, передовым классом общества, ведущей силой его развития. Так что же, выходит, по этой логике, что и при капитализме государственное руководство обществом (диктатура) принадлежит рабочему классу?
Но ведь это не так. Значит, мы имеем дело с псевдодоказательством, со словами, которые только на первый взгляд представляются глубокомысленным аргументом, а на деле в них -- полная бессмыслица. При рабовладельческом строе рабы по необходимости базировали свое существование на рабовладельческой государственной или частной собственности и были революционным, следовательно, передовым классом общества, ведущей силой его развития. Но диктатура-то была рабовладельцев, а не рабов, чего бы там не писал в своих опусах пресловутый Сергей!

Не будем, однако, спешить. Неубедительна аргументация в сталинском учебнике -- возьмем учебник 70-х годов: И. В. Борхин. "История СССР 1917-1970 гг.". Апробирован до такой степени, что издан даже на иностранных языках для заграницы. Какие доказательства приводит эта официозная книга в поддержку того, что в Советской России была установлена диктатура пролетариата?
Доказательств два. Первое: власть в стране перешла в руки Советов, а в них "рабочий класс играл решающую роль". Но почему же тогда большевики в период двоевластия в 1917 году снимали лозунг "Вся власть Советам"? Да потому, что дело было не в классовом составе депутатов Советов, а в их партийной принадлежности: "решающая роль рабочего класса" была признана за Советами не тогда, когда туда были избраны рабочие, а когда были избраны большевики (так называемая "большевизация Советов"). Значит, первое доказательство -- тавтология: большевистская партия представляет рабочий класс потому, что она представляет рабочий класс. Та же самая тавтология открыто преподносится в качестве второго доказательства "превращения пролетариата в господствующий класс": оно выражается, оказывается, в том, что руководство Советским государством находится в руках "партии пролетариата" -- большевиков.
Таким образом, доказуемое опять подсовывается в качестве доказанного.

Откуда берут начало в советской политической литературе эти шулерские приемы доказательства того исключительно важного в коммунистической идеологии положения, что после Октябрьской революции в России была установлена диктатура пролетариата? Ведь должна была быть первоначальная, по свежим следам высказанная ленинская аргументация?
Была ленинская. Вот она: "
Господство рабочего класса в Конституции, собственности и в том, что именно мы двигаем дело...".
"Мы" -- это организация профессиональных революционеров, и ее идентичность с пролетариатом как раз и есть недоказуемая ленинская тавтология! Собственность после национализации -- государственная, а государство -- в руках той же организации; следовательно, это та же тавтология. Остается Конституция. Верно: в ней написано, что существует диктатура пролетариата. Но ведь под доказательствами мы подразумеваем не написанное на бумаге, а существующее в реальной жизни.

Получается, что ни ленинская, ни сталинская, ни современная аргументации не убеждают в факте установления пролетарской диктатуры в России. Да и правда: какие аргументы можно привести? Ведь их нет. Мы сказали: в Совнаркоме рабочих нет. Но, может быть, правящая Коммунистическая партия состоит из рабочих? Нет, при Ленине рабочие составляют в партии значительно меньше 50%. Может быть, они составляют большинство в ЦК партии? Нет, при Ленине состав ЦК немногочислен и там, как и в правительстве,-- профессиональные революционеры.
Да Ленин и сам признавал в 1921 году, что всего, "
по неполным данным, около 900 рабочих" участвовали в управлении производством. "Увеличьте это число, если хотите, хотя бы даже в десять, хотя бы даже в сто раз... все же таки мы получаем ничтожную долю непосредственно управляющих по сравнению с 6-миллионной общей массой членов профсоюзов. /.../ Партия, это -- непосредственно правящий авангард пролетариата, это -- руководитель".

О подлинном социальном составе этой партии мы уже говорили.

Впрочем, Ленин и не считает, что рабочие действительно должны управлять государством: не доверяет он им. В 1922 году Ленин объявляет, что "действительные силы рабочего класса состоят сейчас из могучего авангарда этого класса (Российской коммунистической партии, которая не сразу, а в течение 25 лет завоевала себе делами роль, звание, силу "авангарда" единственно революционного класса), плюс элементы, наиболее ослабленные деклассированием, наиболее податливые меньшевистским и анархистским шатаниям".

Таким образом, партия носит имя и играет роль авангарда, а настоящие рабочие симпатизируют меньшевикам и анархистам. Вот вам и “диктатура пролетариата”!

Означает это, что пролетариату не было сделано совсем никаких поблажек после того, как его руками была захвачена власть для организации профессиональных революционеров?
Нет, поблажки были. Торжественно пророческие слова Маркса "
Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют" были переведены на общедоступный русский язык в форме доходчивого лозунга "Грабь награбленное!". Периодически устраивались организованные "экспроприации буржуазии", во время которых вооруженные чекисты водили рабочих в квартиры "бывших" и позволяли тащить приглянувшиеся вещи. Некоторое количество рабочих семей было переселено из подвалов в квартиры буржуазии; судьба прежних обитателей оставалась неизвестной, но о ней можно было догадаться. В газетах, речах и лозунгах восхвалялся пролетариат. Наконец, в качестве вершины его возвеличения был введен "рабочий контроль" на предприятиях и в учреждениях.
Именно в связи с рабочим контролем можно хорошо проследить тактику Ленина в отношении пролетариата сразу же после Октября.

Казненный затем при Сталине руководитель Профинтерна С. А. Лозовский сообщает следующее: написанный Лениным проект декрета о рабочем контроле звучал столь радикально, что Лозовский запротестовал. "Если оставить декрет в таком виде, как Вы его предлагаете, -- писал он Ильичу, -- тогда каждая группа рабочих будет рассматривать его как разрешение делать все, что угодно". Ленин разъяснил: "Сейчас главное заключается в том, чтобы контроль пустить в ход... Никаких преград не нужно ставить инициативе масс. Через определенный период можно будет на основании опыта увидеть, в какие формы отлить рабочий контроль в общегосударственном масштабе". "Через определенный период" форма была найдена довольно простая: рабочий контроль был вообще отменен как, по словам того же Ленина, "шаг противоречивый, шаг неполный".
Рабочий контроль был отменен, экспроприированные у буржуев шубы сносились, а квартиры были в результате введенной жилищной нормы разгорожены на такие клетушки, что стало в них теснее, чем в подвалах.

Итак, вырисовывается следующая картина. Хотя диктатура пролетариата фигурирует в работах Маркса и составляет сущность ленинского вклада в марксизм, обнаружить ее реальные следы в советской действительности после Октябрьской революции не удается.
Не видно не только ее установления, но и ее окончания. В самом деле, когда она кончилась? Кто из нас это заметил? Почему-то конец диктатуры класса феодалов или буржуазии всегда бывал грандиозным событием для страны. Не говоря уже о конце диктатуры целого класса, даже уход со сцены отдельного диктатора никогда не проходил незамеченным: не только Гитлера, но даже Примо до Ривера, Дольфуса, Хорти, Антонеску... Смерть товарища Сталина мы тоже не обошли вниманием. А вот о том, что кончилась диктатура пролетариата, мы узнали задним числом из теоретических статей, и до сих пор никто, включая авторов статей, толком не может сказать, когда это произошло: до принятия Конституции 1936 года или на 20 лет позднее, когда было объявлено, что Советское государство – “общенародное”.

В общем, читатель, надеюсь, вам уже все ясно? Не было в России никакой диктатуры пролетариата. А все утверждения о том, что она якобы была установлена -- ложь и профанация. Из-под марксизма выбивается самый последний, краеугольный камень. А значит тезис "Ленин -- марксист" (не важно, кто его отстаивает, апологеты Ленина или противники Маркса) -- тоже ложь.
Тем самым и второй свой тезис -- о том, что Ленин создал СВОЮ собственную теорию и осуществил СВОЮ, самим же разработанную практику, НЕ ИМЕЮЩУЮ НИЧЕГО ОБЩЕГО С МАРКСИЗМОМ позвольте также считать доказанным.

Теперь же, утерев честный трудовой пот, пожалуй, приступлю-ка к описанию истории существования "первого в мире" "социалистического" государства. Надеюсь, она будет не менее увлекательна, чем предыстория.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

(продолжение воспоследует)